Неточные совпадения
Толстоногий
стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий
врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы;
на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
За
столом рядом с
врачом сидит классный фельдшер и, безмолвствуя, играет карандашиком, и кажется, будто это ассистент
на экзамене.
Стол, за которым сидит
врач, огорожен деревянною решеткой, как в банкирской конторе, так что во время приемки больной не подходит близко и
врач большею частью исследует его
на расстоянии.
Суббота была обычным днем докторского осмотра, к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна
на улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что выходили во двор, поставили
стол с твердым валиком под спину.
Доктор Клименко — городской
врач — приготовлял в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это расставлял
на отдельном маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки, одетые только в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели в отдалении. Ближе к
столу стояла сама хозяйка — Анна Марковна, а немножко сзади ее — Эмма Эдуардовна и Зося.
Сверстов, начиная с самой первой школьной скамьи, — бедный русак, по натуре своей совершенно непрактический, но бойкий
на слова, очень способный к ученью, — по выходе из медицинской академии, как один из лучших казеннокоштных студентов, был назначен флотским
врачом в Ревель, куда приехав, нанял себе маленькую комнату со
столом у моложавой вдовы-пасторши Эмилии Клейнберг и предпочел эту квартиру другим с лукавою целью усовершенствоваться при разговорах с хозяйкою в немецком языке, в котором он был отчасти слаб.
— Я. — Гарден принес к
столу стул, и комиссар сел; расставив колена и опустив меж них сжатые руки, он некоторое время смотрел
на Геза, в то время как
врач, подняв тяжелую руку и помяв пальцами кожу лба убитого, констатировал смерть, последовавшую, по его мнению, не позднее получаса назад.
Последствием этой Geschichte [Истории (нем.)] у г-на фон Истомина с мужем его дамы была дуэль,
на которой г-н фон Истомин ранен в левый бок пулею, и положение его признается
врачами небезопасным, а между тем г-н фон Истомин, проживая у меня с дамою, из-за которой воспоследовала эта неприятность, состоит мне должным столько-то за квартиру, столько-то за
стол, столько-то за прислугу и экипажи, а всего до сих пор столько-то (стояла весьма почтенная цифра).
В лице Гаврилы явился тот «хороший человек», с которым Мухоедов отводил душу в минуту жизни трудную,
на столе стоял микроскоп, с которым он работал, грудой были навалены немецкие руководства, которые Мухоедов выписывал
на последние гроши, и вот в этой обстановке Мухоедов день за днем отсиживается от какого-то Слава-богу и даже не мечтает изменять своей обстановки, потому что пред его воображением сейчас же проносится неизбежная тень директора реального училища, Ваньки Белоносова, катающегося
на рысаках, этих
врачей, сбивающих круглые капитальцы, и той суеты-сует, от которой Мухоедов отказался, предпочитая оставаться неисправимым идеалистом.
— Агония, — повторяет
врач сказанное слово и молча слезает с хор и ставит лампу
на стол.
Заходит в избу
врач, я прощаюсь, и мы выходим
на улицу, садимся в сани и едем в небольшую соседнюю деревеньку
на последнее посещение больного.
Врача еще накануне приезжали звать к этому больному. Приезжаем, входим вместе в избушку. Небольшая, но чистая горница, в середине люлька, и женщина усиленно качает ее. За
столом сидит лет восьми девочка и с удивлением и испугом смотрит
на нас.
Наш главный
врач забрал с собою из фанзы все, что можно было уложить
на возы, — два
стола, табуретки, четыре изящных красных шкапчика; в сенях велел выломать из печки большой котел.
На наши протесты он заявил...
Инспектор госпиталей Езерский — у этого было свое дело. Дежурит только что призванный из запаса молодой
врач. Он сидит в приемной за
столом и читает газету. Вошел Езерский, прошелся по палатам раз, другой.
Врач посмотрел
на него и продолжает читать. Езерский подходит и спрашивает...
Была поздняя ночь, когда они приехали. Марья Сергеевна поспешила в детскую, доктор с Ширяевым вошли в кабинет.
На письменном
столе были навалены медицинские книги, пачками лежали номера «
Врача» в бледно-зеленых обложках. Ширяев, потирая руки, прошелся по кабинету. Остановился перед большою фотографией над диваном.